Когда мы слушаем или читаем речь о хлебе жизни, как и всегда, когда мы читаем евангельские тексты, мы автоматически становимся на сторону Иисуса и противостоим Его противникам. Но хорошо, если мы постараемся встать на место тех, кто возражает против слов Христа, потому что эти возражения отражают реальные трудности не только людей того времени (фарисеев, саддукеев или простых людей), но и слушателей Иисуса всех времен: они также и наши собственные возражения, которые мешают нам принять послание Иисуса во всей его целостности, как жизненную истину, а не только как теоретическую догму, далекую от того, что нас действительно занимает и тревожит. Иначе мы будем похожи на людей, которые верят в распятие Христа, но не хотят нести крест.
Иисус только что сказал, что манна, которую ел еврейский народ в пустыне, – это не настоящий хлеб с небес, но что Он сам является настоящей манной. Подобное утверждение не могло не противоречить, и сильно, менталитету слушавших Его благочестивых евреев. Иисус говорил, что один из важнейших эталонов веры Израиля, один из неприкосновенных образов его идентичности как избранного народа, связанный, по сути, с фундаментальным опытом освобождения из Египта и доказательством заботы Бога о нем, был не более чем тусклым и временным символом реальности гораздо важной и определяющей то, что обеспечивало истинное и окончательное освобождение, и что эта реальностью является Его личность, Его плоть. Удивление, обиду, неприятие этих слов легко понять. У каждого народа, нации или социальной группы есть «вещи, к которым нельзя прикасаться», имеющие статус священного. Нельзя, например, умалять перед французом историческое значение французской Революции, какой бы мрачной она ни была в глазах историка. И каждый, в соответствии со своей культурной, национальной или идеологической самобытностью, должен подумать о том, что он считает неприкосновенным. Для Израиля это выход из Египта, исход, манна, Моисей… были бесспорными архетипами коллективной идентичности. И Иисус, который не отрицал их, тем не менее пришел, чтобы умалить их, чтобы поставить себя выше них. К каким из моих личных или групповых икон я бы не позволил «прикоснуться» Иисусу?
Когда кто-то осмеливается сделать что-то подобное, наша самая спонтанная реакция – это сказать о дерзком: «Но кем он себя возомнил?» И именно такая реакция у этих людей: «Не Иисус ли это, сын Иосифов, Которого отца и Мать мы знаем? Как же говорит Он: “Я сшёл с небес”?» Такой упрек показывает, что эти люди знали Иисуса «по плоти», то есть были его земляками, соседями, некоторые, вероятно, родственниками. То, что тот, кто похож на нас, кого мы хорошо знаем, ставит себя выше не только других, но и «самого святого», нелегко принять. И именно сам факт того, что мы хорошо его знаем из-за географической, культурной или семейной близости, позволяет нам усомниться в нем. Ответ Иисуса раскрывает глубокую истину. По плоти, то есть чисто по-человечески, мы не можем узнать, кто Он на самом деле.
Мы сможем восхищаться Его личностью, признать Его заслуги, Его учение, Его способность творить чудесные знамения, Его качества учителя или пророка. Мы сможем даже гордиться тем, что тот, кого мы хорошо знаем, способен на такие вещи (как, например, спортивные заслуги наших земляков или соотечественников, кого мы считаем своими: «Мы выиграли медаль», – говорим мы). Но это все, что дает обычное знание. Чтобы признать истину, которая есть в Иисусе, Его божественное происхождение, нужно поставить себя в иное положение, открыть себя новым измерениям: нужно позволить Отцу вести нас, поставить себя в положение слушания, принятия и приятия, в положение веры. В этом есть что-то парадоксальное: по плоти мы не можем признать Его Мессией, посланным Отцом; только верой мы можем признать в нем присутствие Бога во плоти. И только приняв это присутствие Бога (которого никто никогда не видел) в видимой плоти, мы можем преодолеть слабость плоти нашей (нашу физическую и моральную слабость): Иисус питает Ее своей божественностью и открывает для нас перспективу воскресения плоти.
Только с помощью веры мы можем понять это, казалось бы, необоснованное притязание Иисуса на то, чтобы поставить себя выше великих спасителей Израиля (и любых других). Как и в случае с Илией в первом чтении, манна – это материальный хлеб, который помогает пройти через пустыню; но Христос – это хлеб, который дает нам силы для жизненного пути, иногда похожего на пустыню, а также для того, чтобы победоносно пройти через смерть, чтобы она, которая, казалось бы, должна победить, перестала иметь над нами власть.
Нет ни одного национального или культурного символа, ни одного исторического события (из тех, что составляют коллективную идентичность), ни одной идеологии, способной превзойти непреодолимый порог смерти. Все эти вещи имеют свою ценность и могут питать нас и помогать найти более или менее неполные смыслы, пройти через некоторые пустыни. Но в мире нет ничего, что могло бы радикально спасти нас, что питало бы нас для вечной жизни; только Иисус, «хлеб, сшедший с небес».
Когда мы с верой постигаем эту истину, мы приходим к осознанию того, насколько опасно сводить христианство к одной культурной идентичности, например, к «западной», противопоставлять ее другим и тем самым защищать «наши ценности». Даже если в этом есть определенная доля истины, она все равно остается истиной по плоти, именно такой ее знали земляки Иисуса, и это умаление может помешать сделать шаг в сторону веры, превратив христианские истины в простые «символы», характерные для определенных народов и культур, а не в безусловную открытость Богу – Отцу всех, явившему себя нам во плоти Иисуса Христа, в той плоти, которая объединяет всех нас в нашем общем человеческом качестве.
Верить в воплощение Сына Божьего и в Его евхаристическое присутствие, в котором Он дает нам свою плоть и залог воскресения, означает знать, что Богу небезразлична наша жизнь, что Он хочет участвовать в ней и что наша жизнь участвует в Его жизни, так мы не только «переживем» смерть, но достигнем полноты жизни. И именно поэтому Богу не безразлично, как мы живем. Своим образом жизни мы можем радовать или огорчать Бога. Если в нашей жизни есть причины для гнева и досады (а, оглядываясь вокруг, нам может показаться, что для этого есть много причин), Павел напоминает нам, что есть также много причин для доброты, понимания и прощения. Для этого достаточно, чтобы мы смотрели на Христа, слушали Его, позволяли себе питаться Им или, говоря словами Павла, подражали Ему и старались любить других той же любовью, с которой Он любил нас, вплоть до того, чтобы отдать себя в жертву и жертву благоуханную. Именно это жертвоприношение, совершенное на кресте, дается нам в Евхаристическом хлебе, который учит нас жить евхаристической жизнью, отдаваемой ради любви.