Сегодняшнее Евангелие предлагает два, на первый взгляд, несколько различных мотива: вопрос о грехе, об этом таинственном грехе против Святого Духа, который никогда не может быть прощен, и об отношениях Иисуса со своей семьей, которые в свете этого евангельского текста кажутся не очень хорошими.
Вопрос о грехе возникает в связи с чтением Книги Бытия, в напряженном диалоге между Богом и Адамом и Евой после первоначального грехопадения. Мы сталкиваемся с двумя точками зрения или взглядами на грех: первородный грех, то есть то, что лежит в основе греха, не только и не столько в хронологическом порядке, сколько в самой его сути (об этом мы находим в первом чтении); и, уже в Евангелии, то, что мы могли бы назвать «последним грехом», окончательным грехом без пути назад. Давайте пойдем шаг за шагом.
Первородный грех, источник всякого греха, кроется в желании поставить себя на место Бога: «Вы будете как боги», – сказал змей женщине, – «знающие добро и зло» (Быт 3, 5). Ясно, что «есть от дерева познания добра и зла» означает не только нарушение определенного и более или менее необоснованного запрета, установленного просто для «испытания» наших прародителей. Это нарушение имеет гораздо более глубокий, универсальный смысл и присутствует во всех формах греха. Здесь речь идет о поедании пищи с дерева «познания добра и зла». То есть речь идет о свободном определении содержания добра и зла, в соответствии со своей волей, своими интересами или прихотями: о нарушении установленного Богом порядка, который служит сохранению жизни; ибо «дерево познания добра и зла», которое мы вполне можем понимать как совесть и то, что оно находится в центре сада, то есть – человека, и, кроме того, стоит рядом с деревом жизни (ср. Быт 3, 9). Суть и происхождение греха кроется в этом желании уподобиться богам (которое было и есть во многих вариациях на протяжении всей истории), в этом притязании на творческую и ни перед кем не подотчетную свободу, которая, конечно же, не является свободой человека.
Во грехе человек отрицает Бога, потому что не признает Его творцом жизни и порядка добра и зла; но он также отрицает себя, потому что не принимает свой статус существа, самого превосходного, «немного ниже ангелов» (Пс 8, 5), но не божественного, безусловно свободного, но с ограниченной свободой и, следовательно, ответственной. Отказываясь от себя, он немедленно вступает в конфликт со своими собратьями. Все это ясно отражено в диалоге Бога с Адамом и Евой. Человек, который, согрешив, обнаружил, что он не только не равен Богу, но что он не что иное, как животное (и стыдится того, что он такой, стыдится своей наготы), скрывается от Бога, вместо того чтобы искать в Нем избавления от совершенного им зла. Во-вторых, вместо того, чтобы смиренно признать свою вину, он снимает с себя ответственность, обвиняя других: мужчина – женщину, она – змея. Возможно, было бы достаточно смиренно признать свою вину, чтобы восстановить дружбу с Богом. Мы обнаруживаем некоторую непримиримость в реакции этой пары, представляющей всех нас.
Но мы также обнаруживаем, что в грехе есть элемент слабости, проявление первоначального человеческого несовершенства. Женщина говорит так: «Змей обольстил меня, и я ела». Грех не означает, по крайней мере в его исходной точке, полного извращения, полного уничтожения достоинства человека и его способности к добру. По его несовершенству он все еще допускается к возможности покаяния и, следовательно, прощения и спасения. Вот почему женщина, а в ней и весь род человеческий, который она порождает, не утратив полностью своего достоинства, остается выше змея, искусителя и обманщика: он может жалить ее, но в пяту, в то время как она, если победит, поразит его в голову.
Грех разрушает человеческую историю. То, что должно было быть процессом самосовершенствования человека и совершенствования, вверенного ему творения, превращается в неоднозначный процесс, где добро и зло оказываются тесно переплетенными, так что работа Бога и Его замысел о мире оказываются под угрозой. Начинается другая история: Бог не может отдыхать, но должен выйти навстречу человеку, который от Него прячется. Начинается история спасения. Эта долгая история завершается окончательной встречей между Богом и человеком в Иисусе Христе, где Он делает свое окончательное предложение о прощении и примирении, о восстановлении падшей природы.
Но также, как грех является результатом проявления свободы человека, злоупотребления ею, так и это предложение Бога требует свободного принятия для его реализации. Спасение, предлагаемое Богом, носит характер диалога, и хотя оно безоговорочно и безвозмездно, оно требует свободного сотрудничества человека. Вот почему существует опасность, что человек будет упорствовать во зле, откажется от покаяния и не примет прощение. Подобно тому, как в первородном грехе мы обнаруживаем различные степени вины (гордыню желания уподобиться богам, но также и слабость, свойственную бессилию и невежеству), так и в принятии Христа мы можем видеть, что существуют различные степени сопротивления.
С одной стороны, есть семья. В то время как толпы людей усердно ищут Иисуса, Его родственники не понимают Его, они неспособны обнаружить присутствие Бога в человеке, которого они хорошо знают с детства. Несомненно, Он, должно быть, сошел с ума. Это отсутствие принятия, которое показывает приверженность привычке, недостаточную открытость для необычного, узкие горизонты. Но в нем не усматривается фундаментальной злой воли.
Это обнаруживается у книжников, прибывших из Иерусалима. Столкнувшись с их обвинением, Иисус, с одной стороны, отвечает на упреки своих родственников в безумии. Его ответ основан на сокрушительной логике, а не на логике галлюцинаций. Если Он изгоняет бесов, то как Он может сделать это силой дьявола, сатаны? Таким образом, Иисус показывает, что зло, каким бы сильным оно ни казалось, слабее добра, потому что, чтобы существовать, оно нуждается в добре. Как замечает Санчо Панса, наблюдая за действиями разбойников Рока Гинара: «Распределительная справедливость так хороша, что ею должны пользоваться даже сами разбойники» (Дон Кихот Ламанчский, 2-я часть, гл.LX). Обвинение книжников, несомненно, является абсурдом. Или, что еще хуже, огромным извращением, и, как мы уже упоминали, – фундаментальной злой волей, которая упорно старается называть добро злом, а зло добром (ср. Ис 5, 12). Это добровольная слепота, потому что она отказывается признавать доказательства, кто знает, из каких скрытых интересов или по каким непонятным причинам. Это, как мы уже говорили, особое упорство во зле, которое никакая слабость или несовершенство не могут оправдать, поскольку оно заключается именно в отказе от предложения Бога о спасении во Христе, именно в отказе от прощения.
То, что Иисус говорит о «грехе против Святого Духа», чтобы обозначить этот последний или окончательный грех, который никогда не может быть прощен, не может быть случайностью. Почему он не называется «грех против Сына Божьего»? В Евангелии от Луки (12, 10) прямо говорится, что хула на Сына Человеческого может быть прощена, но не хула на Святого Духа. Воплощение Слова предполагает определенную «релятивизацию», которая иногда по разным причинам может затруднить выбор веры в Него, но не достигает уровня злой воли и добровольной слепоты, о которых мы сегодня говорим. Здесь человек сознательно и свободно противостоит очевидному благу (где бы оно ни находился и кто бы его ни делал), и это означает, что он полностью закрывает себя от этого блага. Именно это демонстрируют книжники, когда, видя, как Иисус изгоняет бесов, утверждают, что Он сам одержим бесами.
Существует менее радикальный способ, не доходящий до этих крайностей, но, возможно, могущий представлять для нас, верующих, более серьезную угрозу. Вполне возможно, что уже при жизни Иисуса некоторые его родственники не понимали его и хотели отстранить его от общественной деятельности. Кроме того, вполне вероятно, что эти тексты отражают ситуации ранней церкви, в которых некоторые родственники Иисуса претендовали на привилегированное положение просто в силу своих кровных связей с Ним. Знаменательно, что в тексте родственники находятся «вне» круга учеников и должны послать за Ним. Ответ Христа очень важен: кровных уз недостаточно, если они не включены в Божий план, который заключается в соединении со Христом. Последнее порождает более интенсивные, глубокие и длительные отношения, чем отношения, основанные на естественной семье. Иисус создает семью детей Бога, своего Отца, в которой Его ученики становятся Его братьями, даже Его матерью, поскольку они порождают Его присутствие, куда бы они ни пошли.
Наш западный мир, глубоко проникнутый христианской верой, имеет определенное «знакомство» со Христом, думает, что знает Его, знает, о чем Он говорит. Но постепенно в своих широких культурных альтернативах он отдалился от круга учеников и оказался на периферии истинной христианской веры. Многие из наших современников, несмотря на сохранение этих родственных связей (что это еще, если не понятие личности, идея человеческого достоинства, прав человека?), считают, что то, что касается веры, является заблуждением или суеверием, что верующие во Христа не в своем уме, и стремятся изъять из обращения (из общественного пространства) все, что пахнет Церковью, христианством. Определенная толерантность, граничащая с презрением, предназначена для того, чтобы дать нам возможность думать или верить так, как мы хотим, но до тех пор, пока это находится в нашей внутренней юрисдикции, не заявляя о себе публично. Возможно ли это вообще? Никак: «Я верил, потому и говорил». Тот, кто верит, не может не говорить своими словами и своими делами. Внешние невзгоды не должны нас обескураживать, потому что, устремив свой взор на невидимое и вечное, мы узнаем себя членами Божьей семьи, братьями, сестрами, даже матерями Иисуса, которые своим свидетельством рождают Его в вере в других людях.
Сегодняшнее Евангелие предлагает два, на первый взгляд, несколько различных мотива: вопрос о грехе, об этом таинственном грехе против Святого Духа, который никогда не может быть прощен, и об отношениях Иисуса со своей семьей, которые в свете этого евангельского текста кажутся не очень хорошими.