Я помню, как много лет назад, читая роман Алехо Карпентьера (выдающегося писателя и великого апологета кубинской революции) «Весна священная» (озаглавленного по названию балета Игоря Стравинского), я наткнулся на описание того, что такое «дух», которое произвело на меня впечатление. Стараясь отрицать реальное существование «духов» в строгом смысле слова, Алехо говорит, что дух существует только в том значении, когда о нем говорят, например, как об «имперском духе» или «революционном духе». Такой дух – это реальность, которую очень трудно определить, но которая имеет огромную практическую эффективность. Потому что тот, кто обладает имперским духом, несомненно, имеет определенный взгляд на события истории, определенный порядок ценностей и критериев действия и выбора… Этот дух дает ему вдохновение, ориентиры, импульс. То же самое, но с совершенно другим содержанием, произойдет с теми, кто обладает революционным или демократическим духом, или каким бы то ни было. Эта неуловимая реальность духа обладает огромной силой и, в конечном счете, способностью формировать сердце человека. То, что святой Августин называл «ordo Amoris» человека, не теоретическая, а жизненная иерархия его любви (и ненависти), его предпочтений, его фундаментальный выбор – все это плод руководства определенного духа в нашей жизни. И очевидно, что у каждого из нас он есть такие. Ведь даже о тех, кто легко увлекается, можно сказать, что они обладают «податливым духом».
Пытаясь свести дух к неопределенному вдохновению, возможно, сам того не осознавая, Алехо Карпентьер указывал на его огромную важность и практическую конкретность. Без какого-нибудь определенного духа человеческое сердце блуждало бы в растерянности и без цели. Другое дело, что ориентир, хороший или плохой, ведет ли нас к цели или безнадежно сбивает с пути.
Существует также «дух», который вдохновляет жизнь и формирует сердце христиан. Иногда у нас возникает ощущение, что некоторым людям, считающим себя великими верующими, не хватает, однако, учитывая их жизненные установки, истинного христианского духа. Называть себя христианином – это не то же самое, что быть настоящим христианином. Иисус уже сказал, что «по делам их узнаете их» (Мф 7, 6). Это не означает, что символ веры не имеет значения. Но вера – это не просто мыслительный акт, но и живые отношения с Иисусом Христом и Его Отцом, и именно это определяет христианский характер жизни. И именно об этом мы говорим в связи с духом. Очень трудно его определить, сказать, из чего он состоит, «увидеть» его или представить. Но именно Он определяет и формирует нас, придает нашей жизни смысл и последовательность, позволяет нам «видеть» Иисуса Христа, например, в Слове, в таинствах и в наших ближних, особенно в тех, кто страдает. Именно этот дух дает вере воображение и творческий потенциал, как это видно из множества харизм, украшающих Церковь.
Таким образом, и о христианском духе мы можем сказать, что знаем его по делам его. Что это за дела? Традиция говорит о семи дарах Святого Духа: мудрости, разуме, совете, крепости, ведении, благочестии и страхе Божием. Но мы сосредоточимся только на том, что Слово Божье говорит нам сегодня об этом таинственном и в то же время могущественном Духе.
Первое, что бросается в глаза уже в тексте Деяний, это то, что это личный дух: он почивает «над каждым». То есть, это не единообразный дух, который идет в массы и режет нас всех по одному и тому же образцу, как это происходит с некоторыми духами, которые бродят вокруг: они укладывают нас в прокрустово ложе либо какой-то жесткой идеологии, либо той, что на первый взгляд кажется мягкой, но постепенно сдавливает нас и вот уже грозит задушить тем, что «политкорректно». Христианский дух не таков, и если иногда кажется, что он таков, то это значит, что к нам проник какой-то другой дух, которые не является истинным. Дело в том, что христианский дух, будучи личным, является духом открытости.
В этом смысле Дух, который Иисус изливает на учеников, освобождает их от закрытости, в которой они находились «из страха перед иудеями», открывает их и посылает в мир. В Деяниях это выражается в том, что «они начали говорить на иностранных языках», на языках всего мира (и автор текста берет на себя труд перечислить регионы, откуда происходили эти благочестивые люди, и был охвачен весь известный тогда мир). Христианский дух должен говорить на языке, понятном каждому. Возможно, мы на собственном опыте знаем, что значит оказаться в среде, где мы ничего не понимаем. Это может быть элементарно из-за того, что мы не знаем языка. Если мы оказываемся в месте, где можем общаться только на незнакомом нам языке, ощущение зажатости, утомления и подавленности будет огромным. Но часто бывает и так, что эта зажатость не зависят от языка. Существуют герметичные круги, в которых нас заставляют чувствовать себя совершенно чужим и посторонними, лишним; или бывают ситуации, в которых происходят «диалоги глухих», когда понимание становится невозможным, даже если мы говорим на одном языке. В конце концов, языковую проблему можно решить: языки терпеливо изучаются; а если мы их не знаем, всегда можно найти добрую душу, которая поможет нам чувствовать себя хорошо своим приветливым отношением или буден нашим переводчиком…
Проблема общения – это, прежде всего, проблема «духа», настроя сердца. Вот почему книга Бытия (11, 1-9, текст, который читается на мессе накануне Торжества Пятидесятницы), трактует множественность языков как признак отсутствия взаимопонимания между людьми и народами, следствие гордыни. Универсальный язык, который может понять каждый, – это язык любви без границ, без национальных, идеологических или религиозных барьеров. Другой может быть для меня чужим человеком, принадлежащим к идеологии, которую я не разделяю, к вероисповеданию, которое не является моим, к культуре, которая мне чужда… Но, несмотря на все это, я могу смотреть на него как на собрата, кого-то, кому я могу делать добро и кого я могу принять потому что он человек, потому что он неповторим. Как мы видим, дух открытости, утверждающий язык любви, и личный дух, идут рука об руку, они – это один и тот же дух. Церковь и христиане должны изучить этот язык любви, попытаться увидеть, насколько мы открыты за пределами всевозможных границ, или есть группы и регионы (не только географические, но и любые другие), с которыми мы не готовы и словом обмолвиться.
Язык любви проявляется в жизни Церкви в делах милосердия, в инициативах в пользу бедных, страдающих, обездоленных… Любопытно, что этот язык понятен практически всем (при наличии минимальной доброй воли, что можно понять как «люди набожные» из первого чтения). Даже те, кто объявляет себя равнодушным или открыто выступает против веры, признают благо этих проявлений любви.
О чем же говорит этот такой понятный язык? Ведь если это универсальный язык, то он не может быть неясным языком, с очень хорошим произношением, но ни о чем не говорящим. Язык любви, вдохновленный христианским духом, – это язык, который исповедует Иисуса Господом: «Никто не может сказать: “Иисус есть Господь”, разве только под действием Святого Духа». Поэтому христианский дух – это еще и дух единства: он разделяется, раздавая себя, чтобы объединить вокруг Господа Иисуса. Исходя из того, что мы уже узнали о христианском духе, мы можем легко понять, что речь не о единстве, делающем всех нас «одинаковыми», а о гармонии (плода любви и взаимной открытости) между разными людьми (личное измерение). Павел очень хорошо объясняет это, говоря о едином Господе и едином Духе, Которые делают возможным и распределяют разнообразие даров и функций, подобно тому, как это происходит с разными членами одного тела.
Понятно, что присутствие в нас христианского духа не устраняет одним махом наши ограничения и недостатки; по той же причине и конфликты в наших отношениях не исчезают как по волшебству. Христианский дух – это не волшебный эликсир, а, как мы уже говорили, настрой сердца, который требует времени и не лишает нас свободы (это личный дух!). Но его присутствие позволяет нам не поддаваться этим конфликтам и не тонуть в своих недостатках: дух, который дает нам Христос, это также дух прощения, побуждающий нас просить прощения, когда мы грешим, и прощать тех, кто нас обижает. Источник истинного мира – не безличная нирвана, которая обезболивает душу и замыкает ее в себе, чтобы избежать страдания. Истинный мир – это тот мир, что дает нам Иисус, пройдя через испытания креста (вот почему Он показывает нам свои руки и свой бок: это Его раны, которые являются нашими), мир, исходящий из радости взаимного признания, предполагающего взаимное прощение.
Таким образом, христианский дух– это личный дух, дух открытости, говорящий на универсальном языке любви, исповедующий Иисуса как Господа и Спасителя, это дух единства, мира, радости и прощения… Мы можем понять, что этот дух – не просто «дух» (призрачное и неопределенное вдохновение), но «Дух», Дух Иисуса, Тот, Кто соединяет Сына с Отцом, и Кто есть истинная и конкретная Любовь, потому что Он сам – Личность. Мы не знаем, как определить Его, и не видим Его, но Он определяет и формирует нас и, подобно свету, который сам по себе невидим, позволяет нам видеть: видеть Бога в Его созданиях, Христа в Его малых братьях и сестрах, спасение там, где, казалось бы, нет выхода. Христос даровал нам своего Духа, Духа, который учит нас языку любви без границ. Он направляет и сопровождает нас, Он посылает нас к другим, к каждому, чтобы мы рассказали, что среди множества духов, существующих в мире, есть один, Дух с большой буквы, Который обновляет нас изнутри и хочет поселиться в нас, во мне, в тебе, в каждом, хочет объединить нас не в однообразии, но чтобы каждый мог быть полностью самим собой и свободно предлагать другим свое богатство, говоря больше делами, чем словами: «Мир вам».
Я помню, как много лет назад, читая роман Алехо Карпентьера (выдающегося писателя и великого апологета кубинской революции) «Весна священная» (озаглавленного по названию балета Игоря Стравинского), я наткнулся на описание того, что такое «дух», которое произвело на меня впечатление. Стараясь отрицать реальное существование «духов» в строгом смысле слова, Алехо говорит, что дух существует только в том значении, когда о нем говорят, например, как об «имперском духе» или «революционном духе». Такой дух – это реальность, которую очень трудно определить, но которая имеет огромную практическую эффективность. Потому что тот, кто обладает имперским духом, несомненно, имеет определенный взгляд на события истории, определенный порядок ценностей и критериев действия и выбора… Этот дух дает ему вдохновение, ориентиры, импульс. То же самое, но с совершенно другим содержанием, произойдет с теми, кто обладает революционным или демократическим духом, или каким бы то ни было. Эта неуловимая реальность духа обладает огромной силой и, в конечном счете, способностью формировать сердце человека. То, что святой Августин называл «ordo Amoris» человека, не теоретическая, а жизненная иерархия его любви (и ненависти), его предпочтений, его фундаментальный выбор – все это плод руководства определенного духа в нашей жизни. И очевидно, что у каждого из нас он есть такие. Ведь даже о тех, кто легко увлекается, можно сказать, что они обладают «податливым духом».