Мы – ближние, ибо к нам близок Бог. Проповедь отца Хосе Марии Вегаса, C.M.F., на 15 воскресенье рядового времени

Как известно, фарисейское законничество умножало число норм, обязательных к исполнению, и полагало их строгое и полное соблюдение как истинную религию. Когда нормы множатся, неизбежно возникают конфликты между ними, и возникает необходимость в определении критериев приоритетности. Нередко также происходит умножение мнений относительно надлежащей иерархии норм и, как следствие, появление различных школ, которые спорят друг с другом. Вопрос фарисея к Иисусу, «искушая Его», выглядит как вопрос именно об этом: как желание проверить, мнения какой из раввинских школ придерживается Иисус, и таким образом судить о его правоверии, конечно, с точки зрения этого фарисея.

Но Иисус не просто раввин, и Его мнение – не мнение школы. Иисус пришел, чтобы исполнить Закон, довести его до совершенства. И, согласно Его ответу (который в данном случае состоит в том, чтобы противопоставить вопросу фарисея суть Священного Писания), это означает очистить Закон от путаницы ритуальных предписаний по наиболее распространенным вопросам, чтобы войти в сердце Закона: любовь к Богу («всем сердцем и всею душою, и всей крепостию твоею и всем разумением твоим») и ближнему («как самого себя»). Отвечая на (более или менее коварный) вопрос фарисея, Иисус использует его для того, чтобы открыть нам новый Закон Евангелия, Закон любви и благодати, который приводит к совершенству Закон Моисея. Но мы могли бы спросить, где новизна, когда в ответе мы находим только две цитаты из Ветхого Завета? Это, по сути, Второзаконие 6, 4-9, что касается любви к Богу, и Левит 19, 18, что касается любви к ближнему. Иисус только избавляет Закон Синая от фарисейской правовой путаницы или в Его словах есть истинная новизна?

Чтобы прояснить это, мы обратимся к притче о добром самаритянине, в которой Иисус отвечает на второй вопрос фарисея: кто мой ближний? Собеседник Иисуса, кажется, не сомневается в любви Бога, но не совсем ясно понимает, что включает в себя обязанность любви к другим, то есть, кто наш ближний, которому мы обязаны нашей любовью. Если мы будем придерживаться Закона Моисея, изложенного в Декалоге, то только родственники ближние, и только по отношению к ним существует положительная обязанность делать добро. Так следует понимать четвертую заповедь, первую и единственную во второй части скрижали, которая предписывает действовать положительно по отношению к родителям и с остальными членами семьи (и еще можно включить соотечественников). Что касается всех других, более отдаленных людей, мы только должны воздерживаться от того, чтобы делать им зло (это запретительное содержание остальных шести заповедей), то есть достаточно требования уважения. Но в своем ответе фарисею Иисус приводит пример истинного поведения по отношению к ближнему, то есть к «ближайшему» и близкому, тому, кто для иудеев имел образ странного, чужого, еретика и врага, самого дальнего, заслуживающего только ненависти и презрения: самаритянина. Таким парадоксальным и провокационным образом Иисус расширяет круг ближних – родителей, членов семьи, наставников, правителей (о ком четвертая заповедь), чтобы включить в него всех без исключения мужчин и женщин, тем самым устраняя все национальные, расовые, даже религиозные границы: каждый человек должен помогать и получать помощь, делать добро и принимать его, любить и быть любимым. И дело в том, что, по правде говоря, нужда и страдание, а также истинное сострадание не знают границ, рас или конфессий. Иисус с Его притчей о добром самаритянине сблизил нас всех, пригласил нас преодолеть всякую отчужденность, любой повод (национальный, расовый или религиозный), чтобы отстраниться от милосердия.

Однако мы не должны думать, что своим ответом Христос сослался только на вторую часть главной заповеди, оставив нетронутой ту, которая касается Бога. На самом деле, рассказывая нам притчу о добром самаритянине, Иисус передает нам новый образ Бога: если каждый человек является моим братом и, следовательно, потенциальным носителем истинной любви, которая выражается в помощь и поддержке, то это потому, что Бог есть Отец всех без исключения, и мы все одна семья. Только в свете Бога Отца небесного, который повелевает солнцу восходить над добрыми и злыми и проливает дождь на праведных и неправедных, можно постичь заповедь всеобщей любви, в которую включены даже враги (ср. Мф 5, 44-45), и которая, как следует из слов Иисуса, состоит не в доброжелательном чувстве симпатии (которой вполне может не быть), а в действительной воле делать добро.

Отцовство Бога, которое делает всех людей ближними и братьями, – это не просто метафора, чтобы сказать, что Он является тем Началом, из которого все происходит. Его отцовство выражает сущностную и внутреннюю связь, предшествующую сотворению вещей и людей: Он является Отцом Единородного Сына, и они связаны друг с другом Духом Любви. И это Божье отцовство стало близким и ближайшим в Воплощении Сына. Бог недалеко от нас. Уже Израиль познал эту близость Бога: голос Господа, слово Его и заповедь Его не на небе и не за морем, но очень близко к тебе, в сердце твоем и в устах твоих (ср.Втор 30, 10-14; Рим 10, 6-8). Это Слово – сам Иисус Христос, «Бог с нами», Который в своем Воплощении сделал видимым образ невидимого Бога и примирил с Ним все существа, небесные и земные, запечатав мир Кровью своего Креста. Он сам – совершенство и исполнение древнего Закона. В Иисусе Бог приблизился к нам, стал ближним и братом нашим, и в Нем Он сделал всех нас ближними и братьями друг другу.

Таким образом, путь, ведущий к храму, то есть к истинному поклонению Богу, не является прямым путем священника и левита, которые для того, чтобы вовремя добраться до храма, не сворачивают с пути и избегают встречи с нуждающимся. Напротив, отклонение от пути, чтобы уделить внимание и заботу страдающему, становится кратчайшим путем к Истинному Богу, Богу-Отцу Иисуса Христа и Отцу нашему.