Брат твой сей был мёртв и ожил… Проповедь отца Хосе Марии Вегаса, C.M.F., на 4 воскресенье Великого Поста

В это 4-е воскресенье Великого поста Слово Божье настойчиво призывает нас к примирению: «просим: примиритесь с Богом!». Нам нужно примирение, потому что мы разделены: разделены внутри себя, отделены от наших собратьев, далеки от Бога. В этом тройном изгнании состоит суть греха, и именно в этих трех отношениях человек творит свою истину, исполнение или и опустошение своей жизни, одним словом, свое спасение. Этому соответствует триада поста, милостыни и молитвы. Пост, аскеза, способность добровольно отказываться от законных благ говорят о необходимом примирении с самим собой, с глубинной истиной о нашей жизни, жизни, которая слишком часто отвлекается на разные мирские блага и даже попадает к ним в рабство, какие-то из них лишние, какие-то необходимые, но они поглощают нас до такой степени, что мы забываем о самом главном. Милостыню мы должны понимать не как случайную монету, поданную, чтобы избавиться от раздражающего присутствия назойливого нищего, но как способность отказаться от чего-то своего в пользу тех, кто нуждается больше. Речь идет о сострадании, солидарности и справедливости. Отцы Церкви и средневековые учителя считали милостыню моральным обязательством, согласно которому богатые буквально возвращали бедным то, что им принадлежит. Ясно, что хорошо понимаемая милостыня, выходящая за рамки ее экономического измерения, является способом наведения мостов с другими людьми и, следовательно, выражением нашей воли к примирению с ними. Наконец, молитва «наслаждаться дружбой с тем, кто, как мы знаем, нас любит» (св. Тереза Иисуса), это готовность признать, принять и пригласить Бога – источник добра и жизни, который выходит нам навстречу исключительно для нашего же блага.

Иисус говорит нам о примирении в притче о блудном сыне, которая полна деталей и красок по сравнению с лаконичной простотой других притч. Здесь же Иисус дает волю воображению и творчеству, и видно, что он как-то особенно сильно чувствовал то, что хотел передать. Эта притча о милосердии, как и две предшествующие ей, была ответом на слова фарисеев, полные презрения и упрека по отношению и к Нему самому и к тем, с кем Он имел дело: «Этот человек принимает грешников и ест с ними». Такой же тон мы слышим в упреке старшего сына: «Этот твой сын …». Иисус отвечает, рассказывая нам, кто они, «эти» грешники, и кто те, что считаются праведным, и, прежде всего, кто есть Бог или, лучше сказать, что делает Бог, встречая человеческий грех. Младший сын – образ грешника, и образец греха: разрыв с отцом, отказ от определения себя как сына, но, при этом, воспользовавшись наследством, всеми дарами, полученными от отца. Требуя «своего» (то есть дара, наследства), он разрывает связи, чтобы жить в соответствии с мечтой о безграничной свободе; но, находясь вдали от дома и от Отца, который определяет его как личность и его достоинство сына, человек теряется, расточает свое состояние и наносит ущерб своей свободе, падает до уровня свиней, животных, которые являлись нечистыми для тех, кто слушал Иисуса, становится рабом и чувствует внутренний голод, который может утолить только хлеб в доме Отца и Его Слово.

Описывая эту трагическую картину, Иисус, однако, говорит, что никто не потерян окончательно, что никто не является «грешником по определению», что даже самые отдалившиеся сохраняют в себе ностальгию, которая позволяет им услышать призыв вернуться домой. Младший сын, «придя же в себя», признает свой грех, заново открывает свое достоинство (мой Отец, дом моего Отца), решает изменить жизнь (я буду слугой) и отправляется в путь. «Приход в себя» – это поворотный момент. Важно знать, как порвать с плоскостью повседневности, к которой нас постоянно призывают многие голоса, важно быть внимательным к более глубоким измерениям нашей жизни, тем, в которых живет наша истинная идентичность, наше достоинство, тем измерениям, которые помогают нам осознать наше заблуждение. Важно стараться «жить осознанно», не пренебрегать своим внутренним миром. И лучший способ сделать это – осознать себя в отношениях с Богом, в молитве, потому что только так мы узнаем до конца главную истину нашей жизни: быть детьми.

Очень важная деталь притчи состоит в том, что отец не ждет, сидя дома. Нет. Отец увидел сына, когда «он был еще далеко», вышел ему навстречу, он высматривал его, как ищут заблудшую овцу, и, не дожидаясь слов сожаления, обнимает его и осыпает поцелуями. Тот, кто был мертв, возродился: «новая тварь; древнее прошло, теперь всё новое» (2 Кор 5, 17). Прощение отца порождает сына вновь, восстанавливает его достоинство и устраивает для него большой пир. Очень хорошо вспомнить здесь знаменитую картину Рембрандта «Возвращение блудного сына», выставленную всего в двух километрах от того места, где я пишу. Руки престарелого отца, принимающего покаявшегося сына, четко отличаются одна от другой: одна мужская, другая – женская. Это о том, что безусловная любовь Бога Отца также является материнской, делающей возможным возрождение того, кто ушел и тем самым умер. На картине Рембрандта голова блудного сына похожа на голову новорожденного в лоне матери. Также цвет лохмотьев сына и положение рук отца указывают на работу гончара, который делает из глины новое творение. Фраза, которая говорит о радости, что «вернул его в здравии», подразумевает то подлинное здоровье, в котором состоит спасение. Мы находим его только в доме Отца, Бога нашего. И в том же ключе мы можем понять, что этот «сын, который был мёртв и ожил» – это образ Иисуса, который, хотя и не совершил греха, но взял на себя наши грехи, умер и победил смерть воскресением. В Нем совершается то радикальное спасение, которое направляет нас в дом Отца, и Он Сам – Путь.

Но не каждый способен открыть это новое и порадоваться ему. Старший сын, праведный, исполнительный, не присоединяется к глубинному милосердию отца. Это законническая праведность, а не сыновняя, рабская и ожидающая вознаграждения, не понимающая, что главная награда – находиться в доме отца. Он тоже, даже не подозревая об этом, находится далеко, но это внутреннее отдаление, менее заметное и потому его труднее обнаружить. Его справедливое и суровое отношение, требующее наказания за совершенный грех, проистекает из неспособности верить в покаяние грешников, и это мешает ему примириться со своим братом, признать его таковым (этот сын твой, которого я не признаю своим братом) и радоваться. Но и его ищет отец, чтобы пригласить его на праздник: «все мое – твое», а самое родное у отца – сыновья, поэтому этот сын мой – твой брат, который был мертв и ожил. Мы не знаем, вошел ли старший сын на пир, но мы знаем, что Отец не перестает ждать обращения всякого человека, даже «хороших», считающих себя таковыми.

Дом Отца, земля обетованная, в которую приходит народ Израиля, имеет только один путь и одни ворота: примирение. Примириться с Богом и признать его Отцом – значит примириться с самим собой (восстановить достоинство сына) и с другими (признать их братьями и сестрами). Только благодаря этому тройному примирению, которое предлагается нам как благодать и дар в таинстве примирения, можно участвовать в пире, который Отец приготовил для нас, – пире Евхаристии.

Итак, сегодня мы должны задать себе вопрос: с кем мне примириться? Принимаю ли я приглашение Бога принять участие в его пире, пире Евхаристии ( = благодарении), или я ищу и нахожу оправдания (например, считаю себя правым), чтобы не войти на пир? Какой аспект моей жизни внутренне не мирен и все еще находится в «далекой стране»? По отношению к каким конкретным людям или группам людей я должен предпринимать усилия по примирению? С кем я еще не готов праздновать на пиру, который приготовил нам Бог?

Потому что, если есть кто-то, с кем я не хочу примириться, если я считаю, что его грех непростителен и что этот человек определенно потерян, я должен понимать, что тот, кого я сужу и осуждаю, может быть, уже чувствует голод ностальгии, или приходит в себя, или в пути к отцовскому дому… И если это все не так, я должен понимать, что тот, кого я сужу и осуждаю, – это тот, кого ждет Отец, кого Он уже ищет, чтобы его обнять и поцеловать и устроить пир для него, когда он вернется домой.