Возлюбите врагов ваших. Проповедь отца Хосе Марии Вегаса, C.M.F., на 7 воскресенье рядового времени

Заповедь любви к врагам сама собой приходит на ум как наиболее характерная черта христианской этики. Однако нет недостатка в тех, кто обсуждает это отличие христианства, утверждая, что оно может быть найдено и в других моральных системах (например, у стоиков). Кроме того, есть и те, кто считает, что эта заповедь, которая звучит так хорошо, на самом деле требует невозможного: ее можно понять как идеал, но на практике она не может быть выполнена. Это возражение чувствуется на собственной шкуре всеми, кто считает себя христианами, кто часто обнаруживает, что живет как язычники, любящие своих друзей и ненавидящие (с разной степенью интенсивности) своих врагов.

Эта заповедь служит, по крайней мере, в данном случае, тому, чтобы понять, что христианская жизнь, вопреки обычному ее пониманию, не сосредоточена исключительно на идее греха, и что главное усилие, которое мы, христиане, должны предпринять, это усилие, чтобы избежать зла. Христианская этика предстает в свете заповеди всеобщей любви (в том числе любви к врагам) как позитивная, конструктивная, творческая этика. Речь здесь идет прежде всего о том,

чтобы делать добро, привносить положительную ценность в наш мир, в наши отношения; недостаточно просто не убивать, не воровать, не лгать. Иисус требует от нас, чтобы мы отдали жизнь, чтобы мы были щедры, чтобы мы служили истине, чтобы мы исправляли зло добром. И, кроме того, Он приглашает нас, повелевает нам, требует, чтобы мы применили эту меру добра без ограничений, преодолевая эгоцентричную любовь к себе и к «своим», ограничивающую объекты любви теми, кто находится в своем кругу (как бы этот круг ни понимался: семейный, национальный, культурный, идеологический…).

Этот ограниченный способ любить, как говорит Иисус, присущ «грешникам» (или «язычникам» в версии Матфея). Кто эти « грешники» или «язычники» и что это за способ любить? Если мы подумаем об этом, мы поймем, что грешники и язычники — это мы сами, потому что эта ограниченная форма любви так или иначе соответствует естественной любви, той любви, которая осталась в человеческой природе после первородного греха. Это, конечно, ничтожный остаток добра, но он указывает нам, что в глубине нашего существа мы созданы для любви, а не для ненависти, для общения, а не для одиночества или эгоизма. Но, надо также сказать, что это недостаточный остаток. Недостаточный для торжества добра над злом, недостаточный для наполнения человеческого сердца, жаждущего любви.

Недостаточный потому, что, если мы просто сделаем добро «своим», своим близким, друзьям, и сделаем зло врагам — тем, кто делает нам зло, то мы сможем лишь размножить зло, которое, как гангрена, поглотит весь социальный организм, все наши отношения. Ибо думать, что, по крайней мере, самый непосредственный круг общения будет спасен от заражения, иллюзорно. И когда Иисус повелевает нам «любите врагов ваших», кого Он имеет в виду? Кто на самом деле наши враги? Ошибка думать, что наши враги состоят из четко определенной человеческой группы. Границы вражды текучие и изменчивые до такой степени, что можно сказать, что «наши враги – это наши друзья». Не нужно далеко ходить (географически, но и идеологически), чтобы найти врагов. Те, кто причиняет нам боль и обиду, те, кто заставляет нас страдать (а мы их, между прочим), — это самые близкие люди, с которыми мы живем, и с которыми у нас есть трения и конфликты. Часто именно там, на коротких расстояниях, порождаются ненависть и вражда, которые вызывают у нас это самое поведение грешников и язычников. Мы видим это в отношениях между народами и культурами: злейшие враги, на которых сосредоточены предрассудки и обиды, — это те, кто соприкасается с нами своими границами, соседи, с которыми очень часто и естественным образом нас связывают этнические, исторические, культурные узы. И то же самое происходит в семейном кругу: самая большая и самая сильная ненависть часто возникает между людьми, тесно связанными семейными узами. Из этих маленьких центров проклятие ненависти распространяется по расширяющимся концентрическим кругам.

Иисус призывает нас сегодня остановить эту дьявольскую динамику, отвечая на зло добром, на оскорбление прощением, на ненависть любовью. Является ли здесь призыв Иисуса просто требованием, которое мы можем найти в других моральных традициях (буддийская или стоическая доброжелательность, классическая филантропия или современный альтруизм)? Выражает ли Он вместе со всеми этими традициями просто некий идеал, практически невозможный для воплощения в реальной жизни? Ни то, ни другое.

Иисус, предлагая нам заповедь любви, и ее радикальное выражение в любви к врагам, передает нам свой собственный опыт Бога, также Он передает нам реальное отношение Бога к нам. Безпрецендентность заповеди всеобщей любви, в которую включены даже враги, проистекает из образа Бога, Бога Отца всех, который открыл нам пришедший в этот мир Иисус. Нелегко принять эту радикальную новизну. Многие помнят определение катехизиса, в котором говорится, что Бог есть Создатель всего, «Который вознаграждает за добро и карает за зло». Но мы, христиане, должны прилагать усилия, чтобы постоянно обращаться к этому Богу, о котором говорит нам Иисус, который любит всех людей и добр и к неблагодарным и злым.

Любовь ко всем, в том числе и к врагам, не имеет ничего общего с такими отношениями (в достойными восхищения, но недостаточными), как благотворительность или доброжелательность ко всем, проистекающая прежде всего из аскетического равнодушия, из ослабления способности чувствовать и страдать в стоическом или буддийском смысле. Любовь ко всем, а также к неблагодарным и злым (а это мы все, так или иначе), Иисус принес и передал, сочувствуя, с плачем, в страданиях, даже отдав жизнь. Таким образом, это активная, чувствующая, иногда страдающая любовь. Давайте не будем думать, что любовь сводится к позитивному чувству симпатии. Можно любить того, кто мне неприятен, того, против кого у меня стихийно возникают негативные чувства (даже ненависть), воздерживаясь от ответа на зло злом, и следуя дальше, отвечать на зло добром: благословением, молитвой, прощением, щедростью.

И все это не ограничивается идеалом, невозможным для исполнения. Мы уже говорили, что это то, что Бог делает с нами, когда мы становимся его врагами из-за греха. Но дело в том, что он делает это по-человечески, во плоти Христовой, так что эти божественные установки становятся человеческими. И мы, принимая Христа, приобщаясь к Нему и следуя за Ним, можем творить свои собственные дела любви (ср. Флп 2, 1), и пребывая в Нем — отношения, образ жизни (ср. 1 Ин 2, 6). Это непросто, это предполагает принятие креста, но это возможно. Святые, которые жили таким образом, были не ангелами, а людьми, точно такими же, как мы.

Это правда, что это такой образ жизни, который выходит за рамки наших естественных возможностей (грешников и язычников), возможностей первого Адама, поэтому он не ограничивается простым аскетическим идеалом (даже если мы должны вложить часть себя). Это реальная возможность принять дар благодати жизни во Христе. В нем мы облачены в нового Адама, небесного человека, который пришел к нам и принес небо (жизнь Бога) на землю. Облеченные во Христа, мы действительно становимся на земле посланцами полноты жизни, к которой мы призваны и ожидаем в особых проявлениях любви: благородстве (которое так хорошо воплощает сегодня будущий царь Давид), щедрости, прощении, помощи нуждающимся, милосердии… Мы призваны не к совершенству жизни без ошибок (которая, скорее всего, приведет нас к гордости), а к возможному совершенству милосердия: будьте милосердны (к другим), как ваш Отец милосерден (к вам).

Если подумать, то предложение Иисуса гораздо более логично, чем может показаться на первый взгляд. Он предлагает нам вернуться к известному золотому правилу: не просто не поступай с другими так, как не хочешь, чтобы поступили с тобой (ср. Тов 4, 15), то есть не просто воздерживайся от зла, а «относись к другим так, как ты хочешь, чтобы они относились к тебе», то есть занимай активную и созидательную позицию. А как мы хотим, чтобы с нами поступали? Разве мы не хотим, чтобы нас принимали, признавали, помогали нам в нужде, прощали, давая нам новый шанс, когда мы что-то сделали не так? В глубине души мы хотим, чтобы нас любили. Если Бог щедро и безвозмездно даровал нам Свою любовь (Христос есть воплощенная Любовь Бога), мы можем взять ее и, в свою очередь, даровать, щедро и без меры. Таков истинный принцип нового мира, в котором обитает праведность, это предвкушение на земле нового Иерусалима, это мера, которой Бог измеряет нас, к которой мы должны стремиться, чтобы Бог измерял нас.