Грядущий Суд. Проповедь отца Хосе Марии Вегаса, CMF, на торжество Господа нашего Исуса Христа, Царя Вселенной

В резком контрасте с другими притчами, которые отличаются чрезвычайной простотой, здесь Иисус, кажется, применил всё своё воображение и нарисовал великолепную и торжественную картину. Сама идея Страшного суда вызывает потрясающие чувства, заставляет нас воображать ужасные сценарии. Достаточно вспомнить о силе и драматизме, выраженных в знаменитом Страшном суде Микеланджело в Сикстинской капелле. Именно поэтому есть те, кто считает, что Страшный cуд предназначен для того, чтобы напугать людей такими представлениями, которые сильно контрастируют с их (нашими) повседневными заботами, которые гораздо более скромные. Эти привычные и неизбежные заботы очень хорошо подытожил философ Эпикур в том, что он назвал «криком плоти»: «не быть голодным, не быть жаждущим, не быть замерзшим», или, если хотите, на более современном языке, «разумное благосостояние».
В действительности, суд Божий «окончателен» не потому, что он находится в хронологическом конце истории (будь то всеобщая история, будь то маленькая история, которая является биографией каждого из нас), а потому, что он имеет дело с последними, окончательными, но действительноприсутствующими, даже если не всегда в полностью осознанными, измерениями повседневной жизни.
Неужели Божий суд на самом деле соответствует тем ужасным представлениям, далеким от нашей повседневной жизни?
Бог вышел в поисках человека, подобно тому, как пастух идет в поисках своего рассеянного стада, как это описывает в первом чтении пророк Иезекииль в столь выразительной и красивой манере. Бог идет на поиски «потерянного». Эта потеря (самого себя) уже была приговором: человек обрекает себя на смерть, когда удаляется от источника жизни, от Того, Кто дал ему ее. И если люди выносят приговоры против самих себя (и те, которые люди выносят друг против друга, прямо или косвенно, через насилие и ненависть, или через безразличие и эгоистичную забывчивость), то Бог уже вынес окончательный приговор (истинный окончательный приговор), без возможности обжалования: его приговором было милосердие и прощение. И поскольку другой приговор, на смерть, уже вынесен человеком (Адамом), и все мы так или иначе страдаем от него (и, конечно, некоторые намного больше, чем другие), то оказывается, он уже взят Богом на Себя и Бог пострадал от него в Иисусе Христе. И вот, победив смерть изнутри, он открыл всем врата прощения и жизни, воскресения. Этот Божий суд – то, что первое послание Павла к Коринфянам передает нам сегодня с такой лаконичностью и силой.
Но если все это так, то какой смысл – мы могли бы спросить – в этой великолепной притче о Страшном суде? За грандиозностью сцены (требуемой, однако, серьезностью того, что в ней представлено), давайте посмотрим на ее содержание, на то, что Иисус хочет нам сказать. Первое, что он нам говорит, это то, что этот суд¬ – тоже процесс, который происходит каждый день (в том числе и в стадии предварительного следствия): это не то, что находится в далеком и туманном эсхатологическом будущем, а то, что именно в той повседневной жизни, о которой мы говорили вначале. Во-вторых, нам говорят, что если Божий суд – это прощение и милосердие, и этот суд уже был вынесен раз и навсегда в смерти и воскресении Иисуса Христа, то теперь мы судим самих себя: насколько мы рады этой возможности сострадать (= страдать с…) Богом в нас и проецируем это на других, именно на тех, кто страдает (а кто так или иначе не страдает?). Иными словами, тот «крик плоти», о котором говорил Эпикур, – это содержание суда, который совершается каждый день, и которым мы судим самих себя. Но если этот крик спонтанно вырывается из плоти каждого из нас в отношении к самому себе, то здесь нам говорят принять крик тех, кто голоден и жаждет, или наг, или одинокий, или больной…
Слушать и отвечать. Мы знаем, каково это страдать от этих потребностей, потому что мы все сделаны из одного и того же теста, у всех нас есть плоть; таким образом, мы можем понимать чужие страдания и участвовать в них, во-первых, не провоцируя их (избегая быть причиной голода или жажды или чьих-либо страданий), а во-вторых, пытаясь исправить их в меру своих возможностей. Никто не может сказать, что эти проблемы его не касаются, что он не имеет к ним никакого отношения. Если мы не имеем отношения к страданиям наших ближних, то кем мы являемся? Если мы пренебрегаем другими, разве мы не выносим приговор против них, оставляя их в ситуации нужды, и приговор против себя, отвергая сострадание и милость, которые предлагает нам Бог? Суд – это проницательность, и то, что отделяет или отличает людей друг от друга, – это, прежде всего не пол, раса, национальность, экономический уровень или уровень образования или даже религиозная конфессия, а способность к состраданию, которая делает присутствующим в нашей повседневной жизни нашей то, что является окончательным, а не преходящим.
Неожиданность суда на жизнь и на осуждение («когда, Господи, мы не пришли к Тебе?») помогает нам понять, что в нашей жизни, даже когда мы не осознаем этого в полной мере, постоянно присутствует Сам Бог: лицо Христа – это лицо наших ближних, и особенно тех, кто по каким-то причинам страдает. Действительно, первое и главное таинство Божье на земле, самая универсальная и прямая форма Его реального присутствия – это человек, каждый конкретный человек, особенно в его страданиях. Это «не знаю» (что они посещали Христа или пренебрегали им), имеет очень конкретный смысл, который действителен даже для тех, кто «знает», для верующих, которые должны узнать в других, особенно в бедных, лицо Христа.
Сострадание, помощь, посещение больных или заключенных, утешение… мы делаем это не «для спасения» себя; как если бы можно было «купить» спасение на основании добрых дел; как если бы это была религиозная техника «попасть на небеса». Когда мы с милосердием (которое включает в себя справедливость и является ее высшей формой) реагируем на нужды других, мы делаем это «потому, что» спасение уже действует в нас тем или иным образом; и доказательством этого является наша способность выйти из эгоистичного круга наших нужд и открыть себя для нужды других. То есть, мы делаем это из любви к ним просто потому, что они в этом нуждаются. Но не является ли любовь присутствием абсолютного, окончательного и предельного, Самого Бога, в нашем преходящем и изменяющемся мире? Да. Это – Божий суд, и в этом должно заключаться содержание последнего суда, как сказал святой Иоанн Креста Господня: «На закате жизни нас исследуют на любовь», как последнюю и единственную меру всего. Или, как более лаконично говорит святой Павел, «любовь никогда не перестает» (1 Кор 13:8).