Быть светом, но не просветлёнными. Проповедь о. Хосе Марии Вегаса на 5 воскресенье рядового времени

В размышлении над Словом Божиим наше внимание вновь сосредоточено на образе света. Свет, который мы созерцали в Рождество (ср. Ис 9, 2; Ин 1, 4.9), который уже начал озарять нас посредством Слова и его благотворного и целительного воздействия (ср. Мф 4, 16), превращает теперь и нас, верующих, в своих носителей. Этот свет озарил нас, чтобы мы могли видеть новый мир, провозглашённый Иисусом в Блаженствах. Принимать участие в блаженстве Царствия Божия, означает также быть «заражёнными» светом: если в Иисусе, сыне Божием, мы становимся чадами усыновления, если во Христе – Сыне, а потому Блаженном – и нас достигают блаженства, то мы не можем не поступать соответствующе; подобным образом, если Иисус – свет миру (ср. Ин 8, 12), то и мы тоже становимся светом. Но что же именно это означает? Можно ли сказать, что христиане – «просветлённые»?

Слово «просветлённый» говорит о человеке, одержимом какой-то идеей: (религиозной, нравственной, политической…), облекающей его подобно свету, но в определённом смысле обособляющей его от мира. «Просветлённость» в немалой мере перекликается с мировоззрением гностиков. Гностицизм – это учение, ищущее спасения в знании, что приводит к тому, что из-за столь высокого уровня требований число достигающих спасения избранных становится крайне малым. Просветлённый – это тот, кто достиг более высокого уровня знания и сознания, а потому находится выше простых смертных, обычных людей. Ещё одна сопутствующая черта термина «просветление» – достижение непосредственного контакта с божеством, что разрешает обретающего его от необходимости в посредниках, в которых нуждаются прочие: в Церкви, в заповедях, нравственных и литургических требованиях и т.д. Просветлённые избраны, отделены от стада. Существует ещё термин «просвещённый», не только лишённый религиозных отсылок, но и вовсе им противоположный: в эпоху Просвещения (le siècle des lumières, Aufklärung) считалось, что человек способен достичь света лишь благодаря самостоятельному пользованию разумом, научному прогрессу, который, как твердили просветители, позволял человеку обходиться без всяких религиозных откровений.

Общим у обоих терминов является то, что они полагают разделение: то ли между просветлёнными-просвещёнными и ходящими во тьме; то ли же, особенно у философов-просветителей, между Богом и человеком (как будто бы научный прогресс, ставший возможным благодаря пользованию дарованным Богом разумом, несовместим с верой, то есть, с доверительным общением с Творцом разумного мироустройства). Общим для просветления и просвещения является также сильное самоутверждение собственного «я» (за счёт противопоставления себя другим, невеждам, и самому Богу).

Свет, которым, как говорит сегодня Иисус, являемся мы, Его ученики, мало имеет общего как с «просветлённостью», так и с «просвещением» в вышеуказанных смыслах. Поэтому мы можем сказать, что мы – свет (и должны им быть), но не «просветлённые».

Св. ап. Павел во Втором чтении ясно даёт понять, что оба вышерассмотренных термина здесь ни при чём. Его проповедь состоит не в прекрасном разумном изъяснении, не в посвящении в некие тайные знания, что могли бы нас обособить и обратить в секту избранных. Напротив, проповедь св. ап. Павла ссылается на свидетельство Того, Кто на виду у всех, Кого всякий может увидеть, поскольку Он поднят и распят. Хотя в Нём, конечно же, явлена новая мудрость, но эта мудрость раскрыта каждому, как объятия Христа на кресте. Свет креста Иисуса Христа не отделяет нас от других, а наоборот, озаряет, открывая нам глаза на их нужды и страдания; он не превозносит нас над другими, но побуждает нас к ним склониться, стать их служителями.

Едины со Христом, светом миру, мы становимся не сектой просветлённых, что, обособляясь, взирают на других с презрением, но братьями для каждого, братьями для наших братьев, удостоившимися служения. Иисус действительно говорит о «свете добрых дел» – без прочих уточнений; но они, возможно, не очень-то и нужны, если принять во внимание, что эти слова идут вслед за блаженствами. Однако дополнением могут послужить нам слова пророка Исайи, прозвучавшие в Первом чтении: разделить хлеб с голодным, скитающихся бедных ввести в дом, одеть нагого, не укрываться от единокровного. В его речи звучат те слова, что произнёс Иисус касательно Суда последних дней: мы будем судимы по делам, по делам мы сами уже выносим себе приговор. И если мы примем во внимание, что Иисус принял нашу плоть и кровь, то поймём, что не укрываться от единокровного означает быть открытым не только для собственной семьи, народа или партии, но и для каждого человека без исключения, ведь все мы одной плоти и крови, плоти и крови Христа, претерпевающего во всяком страдальце и голод, и холод, и одиночество.

Эти-то добрые дела и образуют тот свет, сопричастниками которого мы стали во Христе, а не тайное знание, хранимое для нескольких «просветлённых». Вот почему вместе с образом света столь необходима соль. Соль была (особенно в древности, хотя таковой оставалась и до недавнего времени) веществом, жизненно важным для сбережения продуктов питания, для сохранения жизни и предотвращения гниения. Именно добрые дела направлены к жизни, к её сохранению и продлению, в то время как притеснение, угрозы, насилие и своекорыстие разрушают её, проедают изнутри. Кроме того, соль придаёт вкус пресному. Можно понять этот образ соли как призыв жить нашей верой в радости.

Есть ещё один, последний нюанс, напоминающий нам о колоссальной разнице между «просветлёнными-просвещёнными» и светом тех, кто един со Христом. «Просветлённый» считает, что он уже добрался до цели, что он достиг высшего уровня своим собственным усилием – обычно, посредством ума. В словах Иисуса мы чувствуем, напротив, призыв к свободе, к ответственности. Мы же – свет и соль по благодати Божией, благодаря нашим отношениям со Христом. Но будучи свободны, мы можем быть и неверны этой благодати, укрывая свет и давая соли потерять силу. Укрываемый свет – это вера, что хранима во внутреннем исповедании совести, о которой не даётся свидетельства, которая не возвещается – прежде всего, добрыми делами; дать соли стать пресной – это как быть хранителем любви и не любить, носителем надежды и не давать её. Если мы не прилагаем усилий к тому, чтобы быть светом и солью нашими добрыми, говорящими об Отце делами, мы становимся христианами лишь на словах: полыми, мутными, пресными, бесполезными. А ведь, как говорилось в семидесятых, «нет нужды в Церкви (в христианине), далекой от нужды» – остаётся только выбросить её на попрание людям. Да не будет так, да светит наш свет, свет Христа в нас, чтобы все видели наши добрые дела и прославляли Отца нашего небесного.

Перевод: Денис Малов cmf