Найдёт ли такую веру на земле? Что за вера такая? Проповедь о. Хосе Марии Вегаса на 29 воскресенье рядового времени

Сегодня Христос заканчивает свой небольшой, но насыщенный катехизис о молитве вопросом, который не может не тревожить. Мы живём во времена, когда кажется, будто вера, по меньшей мере, в западном мире, истощается, убывает на глазах, оттеснённая за окраину жизни, а потому для многих – нечто диковинное, полоумное. И всё же, Иисус не спрашивает, найдёт ли, когда вернётся, веру, но именно такую веру. Не кажется, будто бы религиозная статистика, количество заявляющих себя верующими или процентная доля регулярно посещающих Церковь интересовали его превыше всего прочего. Всё это тоже важно, конечно же, и пренебрегать им не нужно. Однако сегодняшний вопрос, взятый нами из используемого в литургии испанского перевода, обращает наш взор скорее на качество (найдёт ли такую веру), нежели на количество (найдет ли веру вообще).
Вне рамок социологических данных, вопрос состоит в том, будет ли возможным найти такую веру, какая есть лишь у воистину доверившихся Богу, верящих, что Бог прислушивается к их молениям и творит правду взывающим к Нему день и ночь.
Такое столь резкое заявление Иисуса вызывает во многих из нас определённое неудобство, ведь изреки его не Христос, а кто иной, мы ощутили бы склонность его опровергнуть или, по крайней мере, уменьшить его тяжесть. Все мы могли бы привести неоспоримые доказательства обратного: опыт молчания Божия, который, кажется, не прислушивается к нашим мольбам, не отвечает на них, даже когда те бескорыстны, в духе христианства и веры Церкви. Молчание Бога порой воистину приводит в отчаяние.
Весьма вероятно, подобное впечатление складывалось и у самих учеников Иисуса. Нетрудно представить их себе часто молящимися вокруг Христа и вместе с Ним: они заводили псалмы и распевали классические гимны израильской культуры и литургии, наверняка также присоединяли свои голоса к голосу Христа, вознося к Богу молитву «Отче наш», которой Он Сам однажды научил их. Но, несмотря ни на что, они не переставали испытывать жизненные невзгоды, трудности пути со Христом, вражду вкупе со страшными угрозами и опасностями. Может быть, не раз возникало в них сомнение, возможно, даже выраженное вслух, действительно ли этот добрый Бог и Отец, о котором говорил Иисус, заботится о них, действительно ли заботится о Том, Кто зовёт Себя Его Сыном и посланником.
Показательно, что Христос посвящает этот катехизис своим ученикам, а не толпе. Христос обращается к нам, веру имеющим, приглашая нас испытать таковую на качество: веруем ли мы «в целом» или же имеем такую веру – веру детей, уповающих на то, что Бог заботится о них и к ним прислушивается. Дабы пролить свет на то, о какой вере речь, Он рассказывает им (нам) короткую назидательную историю. Речь идёт о судье, который был не только плохим судьёй, но и редкостной скотиною. Нельзя не обратить внимания на крайнюю жёсткость, с которой Иисус описывает главного героя истории: он ни Бога не боялся, ни людей не стыдился. Не бояться Бога в том религиозном обществе было крайне греховно, особенно же для судьи, несшего непосредственно связанную с религией службу. Хоть и не бояться Бога – не то же самое, что не верить в Него, на деле это, всё же, почти равнозначно: жить так, как будто бы Бога не было. «До этого далеко» , — говорит нечестивый дон Хуан Тенорьо; однако, таких персонажей можно встретить уже в древности: ими усеяны платоновские диалоги, довольно нередко берут они слово и в Ветхом Завете: «Нет страха Божия пред глазами его, ибо он льстит себе в глазах своих, будто Бог не отыскивает беззаконие его, чтобы возненавидеть его» . Если кто в религиозном мире, отмеченном страхом Божиим (как бы тот ни понимался), не боится Бога, ещё менее того должны волновать его люди. К последнему в наше время мы стали более восприимчивы: оттеснив веру на задний план, сценой правят идеи солидарности и справедливости. Но, несмотря на это, такое безразличие, преступное нежелание знать и даже презрение к другим, даже если по отношению к ним у нас есть конкретные обязательства, может обнаружиться в нашем мире крайне часто. Так вот, даже такой низкосортный индивид, эталон злобы древней и современной, в конце концов творит правду ради настойчивости вдовы, выражения крайней беззащитности, которая, кстати, просит не милости и подаяний, а того, что ей причитается, на что имеет право, чтобы с ней поступили по правде. Бесспорно, побуждения судьи не самые что ни на есть чистые, ведь он творит вдове правду, чтобы убрать её с дороги, чтобы та перестала его донимать. Однако, в конце концов, в области судопроизводства важны не столько побуждения вершащего правосудие, сколько согласие его решений с законом.
История неправедного судии и бедной вдовы освещает и являет взору важность упорства и настойчивости. Молиться нужно всегда и без устали. Такие постоянство и верность, бросающие вызов очевидному, суть признак веры, доверяющей и надеющейся. Если такая настойчивость работает даже с такими злодеями, как тот судья, тем паче надлежит ей быть принятой Тем, кто заботится о близких к Нему, взывающих к Нему день и ночь. При всей очевидности того, что порой Бог, казалось бы, не слышит наших молений, уместно спросить: просим ли мы настойчиво, взывая день и ночь? Ведь недостаточно направить от случая к случаю лёгкий помысел к Богу, как бы посылая ему записочку с каким-нибудь пожеланием, покуда ум наш и сердце почти полностью заняты другими делами, в которых, кстати, едва ли мы оставляем уголок тому Богу, от Которого ожидаем скорого ответа.
Помню, как во времена моего обучения в Риме мой преподаватель марксистской философии, мудрый, святой австрийский иезуит по имени Густав Веттер, в конце курса попросил нас о молитвах за одного из своих братьев, отпетого безбожника, находившегося на смертном одре, о котором он молился всю свою жизнь со всецелой уверенностью в том, что слова Иисуса «Просите и дано будет» рано или поздно исполнятся.
До сих пор мы говорили о просительной молитве. Повод к тому дал нам Сам Иисус. И добавил, что Бог не станет затягивать, но сотворит справедливость незамедлительно. Отложив впечатление, что так бывает не всегда, признавая, что в нашей молитве не всегда достаточно доверия и упорства, мы можем, ведомые речениями Самого Христа, постараться понять, как именно прислушивается к нам Бог.
Его кажущееся молчание имеет много общего с различием в ритме между временем нашим и, если можно так выразиться, временем Бога. В ответе Бога молчанием на многие наши просьбы нам уже сообщается кое-что очень важное: что Он не позволяет нам собой манипулировать. Он – не волшебный талисман на службе наших интересов, не средство на чёрный день, когда наши собственные средства обнаружили себя недостаточными или нерабочими (если бы они были достаточными и рабочими, весьма вероятно, мы бы ревностно хранили пространство нашей самостоятельности от всякого вмешательства, включая Божие). Подкрепляя наше упорство, Бог благотворит тому, чтобы мы раскрыли пред Ним душу, и таким образом Он мог бы дать гораздо больше, чем мы могли бы попросить или вообразить. Св. Августин говорит об этом такими прекрасными словами:
«Может показаться странным, что увещевает нас молиться Тот, Кому ведомы наши нужды прежде ещё, нежели мы их выскажем, коли не поймём, что наш Бог и Господь не к тому стремится, чтобы мы открыли ему наши желания: ведь Он, конечно же, не может не знать их; но к тому, чтобы чрез молитву возросла наша способность желать, дабы мы стали так более способны воспринять подготовленные Им для нас дары. И правда, его дары весьма велики, а наша способность принимать – мала и незначительна.» (Из «Послания св. Августина ко вдове Пробе»).
Итак, Бог отвечает на наши глубочайшие нужды, отнюдь не всегда выраженные в молитве: мало-помалу, Он преобразует нас по мере того, как мы пускаем Его внутрь нас самих.
Широта души и сердца открывает нас также и для нужд других, что исцеляет нас от себялюбия. Оно может случиться и в духовной жизни, когда мы заняты молитвами о себе и о «наших», когда мы безразличны к нуждам других: мира, Церкви, тех, кто испытывает множество различных страданий. Ведь истинная просительная молитва не может не быть, в то же время, ходатайственной, где мы становимся перед Богом посредниками за всё человечество.
Созерцая Моисея, в опасности ходатайствующего за свой народ, с распростёртыми крестом руками на вершине горы, мы не можем не обнаружить в нём образ великого, единственного посредника между Богом и людьми – Иисуса Христа, который на вершине горы, с пригвождёнными ко кресту руками, предстательствует пред Отцом за всех нас, взывая к прощению, крича об отчаянии и мраке людей, полагающих себя богооставленными, доверительно слагая, наконец, свой дух в руки Отца. Для нас образец молитвы – вся жизнь Иисуса, от рождения до смерти. Созерцая Его, особенно Его трагичную кончину, мы могли бы задаться вопросом, не случилось ли и с Ним, увещевающим нас неустанно молиться, то же, что и с нами: «Он, во дни плоти Своей, с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления Могущему спасти Его от смерти» (Евр 5, 7), в конце концов, не был услышан, поскольку бесславно умер на кресте. И, тем не менее, как говорит Послание к евреям, Он «услышан был за Свое благоговение». Вопль и слёзы Иисуса обрели ответ не во временном спасении от крестных мук, а в окончательной победе над злом и смертью в Воскресении.
Итак, если мы хотим молиться с упорством, без устали, в полноте доверия, нам следует молиться во Христе, отождествляя себя с Ним, сделав своими те же чувствования, что и в Нём, «который, будучи образом Божиим… уничижил Себя Самого… смирил себя, быв послушным даже до смерти и смерти крестной» (Флп 2, 6-8). Имея чувствования Христа, мы учимся просить у Бога лишь того, что он Сам хочет, чтобы мы у Него просили; учимся просить у Него и в нуждах наших, но так, как просил Христос в своих: «Отче, если возможно, да минует меня чаша сия, впрочем не Моя воля, но Твоя да будет» (ср. Мф 26, 39; Лк 22, 42) — то есть, с полным доверием, сильнейшим несчастья и самой смерти.
Мы должны признать, что нам нужно учиться молиться. Если мы уже молимся, то нам можно улучшить качество нашей молитвы, чтобы молиться с такой верой, которую Христос хочет найти по своём пришествии. Если у нас нет навыка молитвы, никогда не поздно начать этот путь: требовательный, суровый (упорство – нелёгкая добродетель), однако завораживающий, скрывающий богатства, превосходящие наше воображение. Школа молитвы – всякой молитвы: просительной, ходатайственной, благодарственной, хвалы или поклонения – это созерцание и внимание Учителю, Иисусу Христу. Избранным местом такого ученичества является его Слово, дающее нам мудрость веры, ведущее ко спасению, научающее нас, порой упрекающее и исправляющее, воспитывающее в нас добродетели, снаряжающее нас ко всякому доброму делу. В слушании и принятии слова мы учимся молиться как должно, и эта молитва не даёт нам замкнуться внутри себя самих, напротив, посылает нас провозглашать его, свидетельствовать о нем, исполнять его в деле. И как в молитве мы учимся быть упорными, так же и в совершении добрых дел и в обращении с другими, помимо провозглашения и бесстрашного и бескомпромиссного свидетельства («во время и не во время»), Слово учит нас ещё и терпению: ведь это не мы должны изменить других, здесь тоже надлежит довериться мудрой Божьей педагогике.
Таким образом, будучи постоянны в доверительной молитве, в свидетельстве и в добрых делах, мы сохраним веру и передадим её грядущим поколениям, так, чтобы Сын человеческий, придя, нашёл такую веру на земле.

О. Хосе Мария Вегас, C.M.F.
Перевод: С. Денис Малов, C.M.F.