Живая вера и служение братьям. Проповедь о. Хосе Марии Вегаса на 27 воскресенье рядового времени

«Нужно же во что-то верить» — так гласит часто повторяемое выражение. Столь неточное и размытое, оно всё же заключает в себе великую истину. Ведь и правда, всякий человек во что-нибудь да верит, в том смысле, что уповает на это «что-нибудь», придающее его жизни направленность и смысл. Даже неверующие, то есть, лишённые веры в Бога люди, тоже своего рода верующие, веря во «что-то»: в свободу, в справедливость, в прогресс или в науку – всё это фразы, слышать которые, возможно, неоднократно доводилось и нам самим. Ведь и правда, в человеческой жизни невозможно всё свести к непосредственно очевидному, всегда нужно оставить место доверию к чему-то, что является не объектом текущей уверенности или прямого опыта, а желания и надежды. Даже наиболее ярые позитивисты, твердящие, что доверяют лишь позитивной науке, приносят, таким образом, исповедание некой веры: ведь они уповают на то, что наука так и будет раскрывать в будущем все тайны природы, что отнюдь не очевидно.
Такая вера-доверие играет капитальную роль в человеческой жизни: именно она направляет наши предпочтения, наш выбор ценностей и, как следствие, нашу деятельность. Когда я проживал в Красноярске, я посещал лекции по философии одного старого советского преподавателя, который говорил о диалектике материи, посредством которой разрешал философские проблемы любого типа, с жаром истинно верующего – не стоит и говорить, что он ни разу не привёл ни одного научного доказательства для предмета своей веры, принимаемой им за науку. А совсем недавно мы видели, как один из наиболее деятельных представителей современного атеизма Ричард Докинз, отрицающий всякий смысл и всякую ценность, выходящую за пределы биологии, предпринял настоящий крестовый поход против религии и против всех её выражений, ведь он, хоть и отрицает существование добра и зла, всё же считает весьма негодным, что кто-то защищает обратное, и, по всей видимости, весьма добрым делом – посвятить себя нападкам на таковых. То есть, также и эти воинствующие маловеры, в конце концов, верят «во что-то». Без такой минимальной веры они не могли бы ни в коем разе ни предпринимать действия, ни собирать силы за или против чего-либо.
Ибо вера неизбежно обладает человеческим измерением. Вера, прежде всего, как мы сказали, это доверие. А доверие – это основа человеческих отношений, дружбы, даже экономики, не говоря уже о любви. Живущий в систематическом недоверии не способен открыться ничему и никому, он закрыт для настоящих, искренних межличностных отношений, что, в свою очередь, является, как показывает опыт, источником несказанных страданий.
С другой стороны, вера-доверие не является, как обычно утверждается, образом действий слепого. Хоть и правда, что вера предполагает принятие не видимого напрямую, а потому риск в ней неизбежно присутствует как составляющая, но это не означает, что вовсе нет никакого способа подтвердить для себя предмет веры. В человеческих отношениях есть целая система знаков: манер поведения, образов действия, выражений – говорящих нам, что тот или иной человек или группа, или учреждение достойны доверия или нет, почему и разумно или нет им их одарить. Доверяющий исключительно вслепую – легковерен, и даже само применение языка указует нам, что не то же самое доверчивость и вера.
Так вот, и в религиозной среде не всякая вера, то есть, не всякий предмет веры и не всякий способ верить, равно приемлемы. Чтобы религиозная вера была богословской добродетелью, она должна быть направлена на истинно существующее; кроме того, на само по себе достойное, а потому достойное и веры; наконец, необходимо достойным образом войти в отношение с этим предметом веры. Так, направить собственную веру на предметы суеверия, такие как гороскопы или философский камень, превращающий всё что угодно в золото, стало бы впадением в обольщённую доверчивость к несуществующим вещам. Можно верить в настоящие вещи, которые, тем не менее, не достойны отношения веры, как, например, доверяющиеся дьяволу или, банальнее, религиозному или политическому агитатору. Наконец, возможно верить во что-то существующее и достойное веры, но делать это недостойным образом, как в случае, упомянутом св. ап. Иаковом (2, 19), говорящим, что и бесы веруют, и трепещут, поскольку веруют недостойным образом – не с радостью и доверием, а с ужасом и отвращением. Итак, если мы говорим о религиозной вере, «добродетелью может почитаться только та вера в высшее существо, которая относится к нему достойным образом, именно – с свободным сыновним благочестием» (В. СОЛОВЬЁВ Оправдание добра, гл. V, §IV).
Отношения, поддерживаемые учениками Иисуса с Ним Самим, были отношениями веры. Они не были всего лишь постигающими некое учение или определённый стиль жизни, но были связаны с Учителем отношением глубокого жизненного общения, означавшего признание и исповедание в нём Мессии Божия. По ту сторону его очевидной человеческой действительности, его слова и его дела приглашали к доверию как образу действия: поверить в то, что в Нём действенно исполнялись древние обетования, содержавшиеся в Законе и Пророках. Ученики неоднократно были свидетелями того, как Иисус восхвалял веру просивших исцеления, освобождения или прощения. Вероятно, они чувствовали, как исповедуемая ими вера в Учителя порой колебалась, особенно когда они испытывали вражду и угрозы, происходившие от облечённых властью и почётом. Ибо воистину вера подвергается испытанию перед окружающими нас всякого рода трудностями. С выразительной силой это освещено в первом чтении. Это может быть бросающееся в глаза в этом мире зло, которое, кажется, властвует и с налостью ведёт себя, как у себя дома; это могут быть личные трудности и впечатление, будто Бог не отвечает на наши просьбы; это могут быть порой одолевающие нас внутренние сомнения, потому что, как мы сказали, вера определённо имеет составляющую риска, и основы, на которые она опирается – не доказательства от аксиом и не очевидный лабораторный опыт. Ученики чувствовали, с одной стороны, что Иисус требовал от них, прежде всего, веры в ответ; с другой, они испытывали слабость собственного доверия. Вот почему, и очень здраво, они просят Иисуса умножить в них веру. С этой просьбой можем обратиться и мы. Потому что, хотя мы часто говорим, что у нас есть вера или нет, это не предмет обладания, а подход к жизни, могущий истощиться или зачахнуть, если не питать её как подобает, или же расти и укрепляться, и дать плоды.
Ответ Иисуса уже с первых слов может ошеломить. Вместо того, чтобы наделить их испрошенным даром, он словно бы бросает им вызов: «Если бы вы имели веру с зерно горчичное…» По-видимому, Он даёт понять, что вера – вопрос не количества, а качества. Важно здесь, чтобы она была жива, как зерно, и тогда, какой бы малой и слабой она ни казалась, она будет способна творить чудеса и совершать невозможное. Ссылка на смоковницу, растение с глубокими и разветвлёнными корнями, трудновыкорчёвываемое, следует понимать в переносном смысле, как когда говорим, что «вера может двигать горы». Живая вера, в самом деле, приводит нас в движение и позволяет нам осуществлять вещи, которые иначе представлялись бы нам невозможными.
Так вот, что же означает, на самом деле, «живая вера»? Это не сила в нас самих к сотворению необыкновенного, как если бы мы благодаря вере превращались в кого-то вроде чудотворцев, способных удивить любого. Вера, о которой мы здесь говорим, вера во Христа, это доверие к Его Слову, радушное принятие Его и готовность привести Его в исполнение. Будучи живой действительностью, по образу семени, её требуется возделывать и, как говорит св. ап. Павел во втором чтении, возгревать. Пред внутренними и внешними трудностями испытанная вера обращается в верность: последние слова пророчества Аввакума переводятся иногда таким образом: «Праведник верностью жив будет». А доверительная и верная вера это вера, храбро встречающая лицом к лицу трудности, не скрывающаяся, дающая свидетельство. Наивысший пример мы находим в самом Иисусе, который, живя полным доверием к Отцу и верный своей миссии, доходит до крайности, отдавая свою собственную жизнь.
Евангельский текст может создать у нас впечатление, что вслед за кратким катехизисом о вере Иисус меняет тему и принимается говорить о чём-то совершенно отличном. Однако, в действительности, существует глубокая связь между обоими учениями. Если, как мы сказали, вера питается словом Иисуса, услышанным, принятым с радушием и воплощённым в дело, упоминание служения не случайно. Вера – не бездеятельное доверие, она подымает нас на ноги и заставляет жить активно, действовать. И каков же род действия, который, как плод из семени, происходит из веры в Иисуса? Верующий в Него должен поступать так, как Он поступал (ср. 1 Ин 2, 6). Если Он пришёл послужить и отдать душу свою для искупления многих (ср. Мф 20, 28), ученик Иисуса должен быть служителем Бога и братьев. Если он истинно верующий, то вот чудо, которое вера творит в нём: с корнем вырывает из него себялюбие и самоуверенность, его же самого пересаживает в преисполненное рисков море служения другим. Жизнь в духе самоотверженности и служения – не дополнительное измерение веры, дающее повод возгордиться или ожидать доплаты, а естественное следствие «жизни верой», этого духа энергии, любви и доброго суждения; это плод семени веры, посаженного словом Иисуса у нас внутри.
После Второго Ватиканского Собора, в самый разгар процесса церковного обновления, существовало очень многозначительное высказывание о роли и смысле Церкви в мире: «В Церкви, далёкой от нуждающихся, нет нужды». То же самое мы можем сказать и о нашей вере: вера, не созидающая в нас дух служения это вера слабая, издыхающая, если не совсем уже мёртвая. Но верно и обратное: чтобы укрепить, оживить и умножить нашу веру, помимо просьб Господу о ней, слушая Его Слово, мы должны тут же приняться за служение братьям.

О. Хосе Мария Вегас, C.M.F.
Перевод: С. Денис Малов, C.M.F.